Будучи учеником Массне, Брюно питал интерес к изысканным гармониям мэтра. Не оставляли его равнодушными и гармонические поиски Бизе. Но, тем не менее, Брюно оставался умеренным в музыкальной выразительности. Его стихия – это мелодичность, диатоничность и самовыражение через средства тональной системы. Как ни странно, музыкальный язык Вагнера не вошел в оперную систему Брюно. Влияние Вагнера можно усмотреть на сюжетном уровне опер Брюно и Золя.
«Ураган» повторяет сюжет «Летучего голландца»: в буре погибает корабль возлюбленного Марьяны – Ричарда. В «Мессидоре» использован сюжетный мотив золота, но его трактовка отличается от вагнеровской. Если Вагнер трактует золото как некую силу, приводящую к гибели мира при неверном обращении, то Золя и Брюно несколько поверхностно решают этот сюжетный мотив. Его смысл они раскрывают в балетном дивертисменте «Праздник золота», в духе традиций большой оперы.
В «Мессидоре» концепция достаточно запутана. С одной стороны, золото есть категория, приносящая счастье людям. Пока Гаспар не перекрыл обществу доступ к золотому источнику, люди поселка пребывали в состоянии удовлетворения жизнью. В балетном дивертисменте золото оживает, превращается в золото доброты, золото красоты. Возможно ли, подобный сюжетный ход трактовать, как пожелание людям научиться быть счастливыми без золота, обладая лишь красотой и добротой? Мистический финал не только не снимает этот вопрос, но и порождает новые проблемы. Зачем божество золота забирает к себе главную героиню Веронику? Что происходит с обездоленными людьми после исчезновения Вероники, божества золота, золота доброты и красоты? Пожалуй, в «Мессидоре» и в «Мечте» Брюно–Золя мистика, порожденная северной мифологией Вагнера, обретает черты внешней условной выразительности.
Таким же образом обстоит дело в следующей опере Брюно–Золя «Осада мельницы». В этой опере снова находили продолжение идеи золота из тетралогии. На сей раз магическое ожерелье как антитеза кольцу нибелунгов имеет силу разрешить конфликт между представителями труда и капитала. Снова решение этой проблемы у Золя и Брюно предельно мистифицировано и запутано. Гаспар, уехав из деревни в город, поработав там рабочим, разуверяется в ценности капитализма и начинает проповедовать идеи анархизма. Он крадет магическое ожерелье, затем осчастливливает народ несколько мистическим образом: заставляет виновных капиталистов сознаться в своих грехах, а сам отдает «радость и красоту чистым созданиям» [50, с. 225].
В результате, в операх не осуществились мечты Брюно создать сколок действительности. Не помог и опыт Золя, который использовал идеи Вагнера в своих романах, в приближении авторов к отображению действительности. Случилось это возможно потому, что натурализм Золя не есть литературный реализм. Золя, по мнению Н. Тьерсо, написал интересные романы, а не оперные либретто. Натурализм Золя заключается в подробном живописании деталей, – будь то продукты рынка, фактура тканей, либо описание деревенской жизни. Подробный натурализм Золя приводит к гиперболизации предметов, которые являются символом какого-либо качества. Натурализм не приводит к реализму, скорее наоборот. Золя улавливает такую черту оперного либретто, как условность. Но у Золя условность литературная, а не театральная. Тем не менее, заслуга Брюно и Золя в том, что своими статьями, операми они сделали существование старой оперы во Франции абсолютно неприемлемым. Дело, начатое Вагнером в реформе оперного спектакля, было продолжено Брюно и Золя на французской почве.