К этому прибавились личные неудачи в жизни Вагнера. Работа капельмейстером не приносит ему желаемого удовлетворения и материальной компенсации. Вагнер начинает критиковать немецкую действительность, провинциализм немецких театров.
В парижских статьях 30-х годов проступают контуры театра будущего, связанного для Вагнера того времени с французской музыкой. Так, в статье «Немецкая опера», Вагнер пишет, что в данный период «немецкой оперы у нас нет. В то время как во Франции Глюк создал драматическую музыку и завещал ее французам в собственность» [40, с. 14–15]. Более того, она обладает необходимыми для Вагнера качествами. Драматическая правдивость оставалась от Гретри до Обера основным принципом французской музыки. Тезис о драматической правдивости является здесь важным, ибо сверхзадача художника, как пишет Вагнер, заключается в том, чтобы «схватить нашу эпоху во всей ее непосредственности и уловить те новые формы, которые нам диктует сама жизнь» [40, с. 16–17].
Далее, в одной из своих ранних работ «Драматическое пение» (1837), Вагнер, в поисках облика новой оперы, пишет: «Почему мы, немцы, не хотим признать, что нам чего-то недостает, что по сравнению с нами итальянцы и французы имеют преимущество: первые в области пения, вторые в более легкой и веселой трактовке оперной музыки» [40, с. 19].
Недостаток немецкого обывателя заключается в его неспособности оценить по достоинству достижения «большой оперы»: «Дело доходит до того, что люди, так охотно посещающие веселую французскую оперу, начинают этого стыдиться и, будучи верны своему немецкому духу, не без смущенья заявляют, что французы могли бы быть «поученее» [40, с. 16].
Однако образ французской оперы не способен занять ведущее место в «новой» опере, черты которой напряженно искал Вагнер.
«Разве мы не можем противопоставить им нашу глубже разработанную научную деятельность, – пишет Вагнер в статье «Драматическое пение», – «поставить им нашу счастливую способность легкого овладения указанными преимуществами, в то время как они никогда не будут в состоянии постичь то же в отношении нас?» [40, с. 19]. В статье «Немецкая опера» (1834) тон Вагнера по отношению к «учености» немецкого обывателя был более мягок: «Дело в том, что Моцарт действительно был ученым, а сейчас все хотят только казаться учеными. Немецкий дьявол мучит его (обывателя – Л.Т.) : обязательно только нужно людям дать понятие о своей учености!» [40, с. 16–17].
Всё-таки принадлежность стиля будущего произведения не играет большой роли для Вагнера периода 30-х годов: «Я, правда, ни в коем случае не хочу, чтобы наша музыка была вытеснена итальянской или французской музыкой; это явилось бы новым несчастием ... В конечном счете, мастером станет тот, кто будет писать не по-французски, не по-итальянски, но и не по-немецки» [40, с. 16–17]. Здесь следует отметить, что подобная космополитичность взглядов молодого Вагнера, была лишь временным этапом в его мировоззрении.